Перевод для Natuzzi

[BottomMalfoy]

Семь дней в комнате цвета сепии



Автор: Key Seven

Переводчик захотел остаться неизвестным.

Краткое содержание: см. название.

Пейринг: Том/Драко, Люциус/Том, Люциус/Драко.

Рейтинг: авторский NC-17. Реальный – mild R.

Жанр: ангст, безумие. Плюс ко всему здесь от Роулинг только имена.

Примечание: перевод слегка вольный, но без самодурства – скорее дописано, чем сокращено.



Текст переведен для Natuzzi, заказавшей

- Драко/кто-нибудь из них: Снэйп, Ремус, Люциус, Сириус;

- желаемый жанр: любой;

- ограничения; пожелания: без пыток и насилия, без смерти персонажей; NC-17.

Переводчик просит прощения у Natuzzi за то, что ее пожелания не выполнены – текст абсолютно не тот, что она заказала. Нужного найти не удалось и вряд ли удастся.

Comments

[BottomMalfoy]

Семь дней в комнате цвета сепии



Драко прекрасно знает, что ему ни в коем случае не следует рыться в школьных вещах отца. Знает, потому что старый сундук с ними хранится на чердаке – там, где прячутся все призраки дома и голосами, похожими на шорох опавших листьев, шепчут: «Шшш». Но на улице слишком жарко для квиддича, а родители внизу устроили званый обед – и стук ножей по тарелкам доносится из старых каминных труб, тревожа вековую пыль.



А еще он прекрасно знает, что нельзя доверять магическим книгам. Потому долго сомневается, нерешительно гладя кончиками пальцев прохладную на ощупь кожаную обложку записной книжки отца. Ему страшно открывать ее – он боится, что оттуда, крича, вырвутся призраки, или вылетят леденящие кровь старинные заклинания, или – самое ужасное – появится разочарованный отец, узнавший о его поступке. Но Драко к тому же достаточно взрослый, чтобы знать, что у любой информации есть цена, и достаточно умный, чтобы понимать: если нечто хранят в секрете, на то обычно существуют весомые причины.



Пугая его, фотография вылетает из книжки и с едва слышным шелестом опускается на пол.



Бывшая комната отца в Хогвартсе – в цвете сепии, а зеленый слизеринский герб над кроватью стал темно-бежевым – цвета старых сосен. Стопки наваленных на столе книг, мантия на высокой спинке стула. И Драко понимает, что комната эта очень похожа на его – и вообще комнату любого слизеринца – но все же не совсем. И ему кажется, что в воздухе можно почувствовать запах – едва уловимый запах едкого дыма.



А когда он спускается вниз, они еще даже не приступали к десерту, и отец мрачно смотрит, как Драко пытается отыскать источник витающего вокруг аромата сигарет.



Драко знает, что должен положить фотографию обратно, но он не делает этого, а засовывает прохладный тонкий лист под рубашку – рядом с сердцем. И еще Драко готов поклясться, что запах дыма преследует его весь день – как будто призрак коснулся рукой его плеча за миг до того, как оставить мир теней.



Драко залезает под одеяло, наслаждаясь ароматом чистых простыней – ваниль и мята. Он вспоминает, как однажды мать рассказала ему сказку о принцессе на горошине, и как он смеялся над ее словами «для нашего маленького принца не будет никаких горошин, только мягчайшие пуховики и перины, много-много пуховиков и перин». Фотографию он прячет под подушкой.



Тикают часы, и на потолке играют полуночные тени.



А из сна выходит темноволосый зеленоглазый мальчик; он делает шаг из тени от кровати с бежевым пологом, значок префекта на мгновение вспыхивает в лунном сиянии.



И мальчик спрашивает:



– Есть зажигалка?



***

[BottomMalfoy]

Следующей ночью Драко возвращается с зажатой в потной ладони зажигалкой отца, украденной с его стола. Она как влитая ложится в его ладонь и серебрится в промежутках между пальцами. Зажигалка тяжелее, чем кажется на первый взгляд; и Драко, чувствуя, как она оттягивает ему карман, весь день испытывает угрызения совести. Конечно же, всех домашних эльфов выпорют. До тех пор, пока крики не перестанут быть криками и не превратятся в нечто совершенно иное.



А мальчик смеется и говорит:



– Люциус будет в ЯРОСТИ.



Они сидят на кровати скрестив ноги и по очереди передавая друг другу сигарету – ее огонек пылает в полумраке ярким апельсиновым светом. Драко знает, что видит сон – здесь нет ни входа, ни выхода, и льющийся в окно лунный свет неестественно резок и остр, словно лезвие. А вот у дыма вкус и запах такой же, как и у любых других сигарет – вроде тех, что они с Панси иногда выкуривали в слизеринской гостиной после отбоя. По крайней мере, это нечто знакомое. А когда Драко затягивается, у сигареты вкус губ этого незнакомца.



И Драко спрашивает:



– Кто ты? Почему ты здесь?



Мальчик холодно смотрит на него и отвечает:



– Я здесь, потому что Люциус не отпускает меня.



В глазах мальчика таится неуловимая тьма – словно разводы на нарисованной углем картине, забытой под дождем. А улыбается он так, будто знает то, чего не знает больше никто в мире. И школьная форма на нем ужасно старомодная: брюки с непривычными отворотами и рубашка со слишком широкими манжетами. Он словно сошел со страниц исторической книжки.



Драко спрашивает:



– Я ведь сплю, да?



Мальчик улыбается в ответ:



– А как узнать, спишь ты или нет?



Они беседуют несколько часов, но в комнате так и не становится светлее, а Драко не может вспомнить, о чем они говорили. А когда он все же пытается, в голове звучит голос мальчика, но слова не разобрать, как на старой магнитофонной пленке. Драко знает, что они говорили о чем-то очень важном. Еще бы вспомнить о чем.



Он берет сигарету из тонких длинных пальцев мальчика, холодных будто ледышки. От прикосновения тот резко вскидывает голову, и Драко чувствует, как краснеет под пристальным взглядом глаз цвета морской волны, а по позвоночнику быстро пробегает искорка желания.



Мальчик говорит:



– Увидимся завтра ночью.



Драко просыпается в темной комнате, и сердце его рвется из груди; он словно вынырнувший из глубины ловец жемчуга. Путаясь в простынях, он сует руку под подушку – фотография все еще там.



Но отцовской зажигалки на тумбочке нет, и мысленно он уже представляет неизбежные крики.



***

[BottomMalfoy]

На третью ночь Драко просыпается от нестерпимой духоты среди сбившихся мокрых и липких простыней – влажная летняя полночь – и понимает, что он снова в комнате, залитой лунным светом. Мальчик сидит на кровати, в темноте мерцает янтарный огонек сигареты, а облачка белого дыма странно успокаивают.



Драко говорит:



– Это все не настоящее. Ты не настоящий.



А мальчик лишь смеется и протягивает ему сигарету. Драко берет ее, чувствуя, как по руке пробегает теплая волна, когда его распаленной кожи касаются холодные пальцы. Мальчик ложится рядом на подушки, и они долго разговаривают.



В темной комнате еле слышно щелкает зажигалка.



И Драко знает, что он спит, что это сон. Мальчик во снах напоминает ему мимолетное отражение, рябь ветра на темной воде – его можно заметить краем глаза, а в упор разглядеть невозможно. Лунный свет серебрится все так же неестественно, и в комнате нет дверей – эта нереальность кажется Драко неправильной. Холодные каменные стены в лунном свете. Как тюрьма. А когда он спрашивает у мальчика, кто он и кто удерживает его тут, глаза у того темнеют и кажутся отражениями грозовых туч в воде.



Драко знает, что должен рассказать отцу о фотографии. Но почему-то ему кажется, что он уже в курсе.



И в ту ночь мальчик его целует. Наклоняется и холодной рукой убирает с его лица влажные пряди. Потом медленно проводит ладонью по щеке, внимательно наблюдая за ним темными глазами. Драко дрожит, а мальчик наклоняется еще ближе, глядя на него необычайно серьезно и делая все так медленно, как только может. У его губ вкус дыма и пепла с легким ароматом восточных сладостей.



Мальчик пропускает сквозь пальцы шелковистые волосы Драко и шепчет:



– Как будто золотые, – и от голода в его голосе у Драко замирает сердце.



Драко слегка откидывается назад, позволяя мальчику исследовать языком его рот. Он чувствует, как разгораются робкие искорки желания, и это так необычно, так ново: и слегка раскрытые губы, и вырывающиеся из груди мягкие вздохи. Это приятно. Это абсолютно нереально, лунный свет ласкает их кожу, когда они прижимаются друг к другу, тепло и тьма сливаются воедино.



Теперь кожа мальчика теплее. Губы у него нежные и мягкие, он крепко сжимает пепельные пряди, а Драко обхватывает его стройные бедра. У Драко срывается дыхание, когда мальчик просовывает руку ему под рубашку – конечно же, шелковая, куплена прошлым летом в модном бутике на Елисейских Полях – и гладит его спину; у него теплые руки, и Драко не дрожит.



Лунный свет и необыкновенная тишина. Драко знает, что в ночи должны быть звуки – шелест листьев, уханье сов, гул ветра в дымоходе. Но... тишина. И ему все равно.



***

[BottomMalfoy]

Слишком жарко для квиддича. А родители устроили очередной званый ужин. Домашние эльфы весь день не покладая рук работали в кухне, спрятанной глубоко во внутренностях Поместья. Драко пробирается туда, таскает с тортов засахаренные вишни и, никем не замеченный, снова уходит. Чуть позже он идет в библиотеку, но там слишком тихо, и уже через несколько минут тиканье дедушкиных часов начинает сводить его с ума. В гостиной то же самое – он неуверенно наигрывает мелодию на фортепиано, а потом останавливается. В сонной комнате музыка кажется чуждой и незнакомой. Может, фортепиано расстроено? Наверное, так и есть.



Он ложится спать раньше обычного, а вскоре после этого гости расходятся – из каминов доносятся голоса и шипение летучего пороха. Он лежит одиноко на роскошной кровати и слушает, как замолкает дом; бьет полночь, а несколько минут спустя мать начинает наигрывать на фортепиано тихую мелодию; отец поднимается по лестнице, и ступеньки звонко скрипят под его шагами.



А Драко вспоминает поцелуи мальчика, чувствуя, как при одной мысли о ласкающих его прохладных руках забывает об усталости. Он снова хочет видеть сны. От этой мысли по телу пробегает приятная дрожь; и он засовывает руку под подушку, чтобы погладить фотографию. А потом опускает руку, трогая и лаская себя, и закрывает глаза, моля, чтобы сон поскорее настиг его.



Но когда он засыпает...



Там его отец.



В лунном сиянии лежит на кровати, одетый во все черное – и в начищенных ботинках отражаются квадратики окон. Он выглядит так, словно только что вернулся с охоты: огоньки мерцают в обычно равнодушных глазах, а в руках у него непонятный сверток – тугие кольца, что-то вроде темной змеи. Драко никогда не видел отца таким. Таким живым.



И Драко вспоминает холодный голос мальчика: «Потому что Люциус не отпускает меня».



Мальчик тоже там. Скрестив ноги и уставившись в пол, сидит у ножки кровати – образчик выдержки и хладнокровия. Словно мраморная статуя в лунном свете. Мрамор с алыми отметинами – ссадины, царапины, следы от ушибов.



Он не смотрит в сторону Драко.



– Драко, – зовет его отец, и он подходит послушно, потому что не знает, что можно поступить иначе. Он помнит, как отец нежно обхватывает ладонями его лицо и наклоняется к нему, близко-близко. От него пахнет дымом, и у него вкус дыма – потом.



Но Драко никак не может вспомнить, что происходит потом, а мальчик отказывается ему говорить.



***

[BottomMalfoy]

Драко просыпается в комнате цвета сепии, выныривая из глубин подсознания, словно был заживо погребен под толстым слоем удушающего воздуха. Он уже не уверен, спит он или бодрствует. Но он знает, что на губе у него рана, и чувствует, что у нее вкус крови. Он видит в темных, словно чернила глазах мальчика сочувствие: тот сидит в прежней позе, и Драко становится немного легче, когда он понимает, что тот все время смотрел на него.



И Драко спрашивает:



– Что произошло?



Но мальчик не отвечает, лишь легко касается его губами и накрывает ладонью глаза Драко. У него сухие прохладные пальцы – кожа как пергамент – и окружающий Драко мир превращается в тени, острые углы и отголоски лунного света.



Мальчик отстраняется, сбивчиво дыша. Шепчет на ухо:



– По крайней мере, тебя он иногда отпускает.



И проводит рукой по волосам Драко. Драко не желает понимать, что это значит, он с силой зажмуривается, пока за веками не возникают белые круги.



Мальчик прижимает его к огромным белым подушкам, целует, пахнет едким дымом.



– Я – Том, – шепчет он.



И имя это знакомо Драко, но ему все равно. Ему все равно, потому что губы Тома скользят вниз по его горлу, нашептывая что-то мягкой бледной коже. О, тишина, нежная и красивая. Он снимает с Драко рубашку, бросает ее к валяющимся на полу и так ни разу и не открытым школьным учебникам. Проводит языком по выступающим ключицам, выдыхая ароматный дым на обнаженную кожу и заставляя Драко тихо застонать и вцепиться в темные волосы Тома. Теплыми губами он касается сосков Драко и прикрывает ему ладонью рот, чтобы призвать к молчанию.



И в тишине он произносит:



– У тебя такой же вкус, как у твоего отца.



А потом легко стягивает с бедер Драко тонкие пижамные брюки.



И спрашивает:



– Что я могу сделать для тебя?



И услышав ответ – «что угодно, все что угодно» – еле заметно улыбается и проводит рукой по внутренней части бедер Драко, оставляя прохладный след.



***

[BottomMalfoy]

Драко уходит в мир снов каждую ночь, сражаясь с реальностью, когда она угрожает отнять его у Тома. Он мечтает остаться в том мире – его новом мире – где только шепот, желание и голод, и в темноте – они, залитые лунным светом. Том прижимает его к кровати и целует, пока Драко не превращается в испуганное дрожащее от желания существо. Драко шепчет: «Да», и гладит мальчика по волосам. А потом, когда Драко спит, измучившись настолько, что даже все чувствуя не может проснуться, Том кончиками пальцев проводит по его бедрам, а потом наклоняется и берет в рот возбужденный член Драко, втягивая на всю длину. У Драко мелькает мысль, что у Тома, наверное, вкус воспоминаний, а потом он уже не может ни о чем думать, потому что тот одним движением врывается в его теплое живое тело.



В лунном сиянии.



Он просыпается в розовой дымке восхода, пробивающейся сквозь портьеры. Он зажмуривается – глаза болят от разноцветности мира. Этот мир кажется неправильным после недели в мире цвета сепии. И если закрыть глаза, он может ухом почувствовать дыхание Тома – горячее и любимое.



Он засыпает, когда небо становится янтарным, и просыпается в темноте.



– Скучал без меня? – спрашивает Том, выдыхая дым в приоткрытый рот Драко и кончиками пальцев лаская еле заметный золотистый пушок на его животе. Когда Драко кивает, он тихо смеется, кусает его за шею и бормочет:



– Хорошо.



Драко начинает рассказывать, как не нравятся ему разные цвета и что он хотел бы видеть вместо них, и ему кажется, что Том мысленно улыбается перед тем, как закрыть ему рот поцелуем. Он опускает Драко на пол, и они занимаются любовью в лунном свете – восхитительно медленно, как и положено во сне наяву.



Потом они курят, немного неуклюже передавая сигарету и затягиваясь по очереди – они лежат прижавшись друг к другу и закутавшись в одеяло, пахнущее пылью. Драко наблюдает за игрой теней на юном скуластом лице Тома.



– Я хочу остаться, – шепчет Драко.



– Нет, не хочешь, – тихо отвечает Том, убирая непослушные волосы с глаз Драко, – но все равно останешься.



И чтобы обдумать эти слова, у Драко впереди бесконечная ночь, потому что тени не исчезают и утро так и не наступает.



***

[BottomMalfoy]

Том сидит на балконе, курит сигарету и смотрит, как дым растворяется в бесконечном синем небе. От его насыщенного цвета он щурится, он еще не привык к таким ярким цветам, глаза воспринимают только черный и белый, а все остальное просто-напросто БОЛЬНО. Он смотрит на свои сильные руки при свете дня и привыкает к полутонам. Он уже знает, что у него темно-зеленые глаза; раньше они были яркими как изумруды, но за двадцать лет, проведенных в комнате с лунным светом, в них появились тени. Он осторожно помешивает чай. Серебряная ложечка, тонкий белый английский фарфор, еле слышное шипение тающего сахарного кубика, насыщенный аромат дарджиллинга. Том аккуратно, не желая обжечься, делает глоток.



Он закрывает глаза, наслаждаясь солнечным теплом, и слышит тихий звон и шум – эльфы убирают со стола. Они называют его господином Риддлом, и он улыбается, потому что во время заточения Люциус боялся даже произносить это имя. Никто не спрашивает, где молодой господин Малфой, дураков нет – все видели пустую постель Драко. Том напоминает себе не забыть устроить свою опочивальню именно в той комнате. Он снова размешивает чай, рассеянно размышляя о том, когда вернется Люциус.



Как только его глаза начинают немного приспосабливаться к ярким краскам, он идет в сад полюбоваться цветами: кроваво-алыми розами и ярко-оранжевыми лилиями на пышном зеленом ковре травы. Он нагибается и срывает цветок с фиолетовыми лепестками. Драко уже наверняка скучает по цветам, а ему не хочется, чтобы милый мальчик страдал. А потом он находит книгу в библиотеке и видит фотографии роз – розы, розы, розы, розы.



А внизу его ждет Люциус. Уже почти настало время обеда, и доносящиеся из столовой запахи могут вызвать аппетит даже у того, кому не обязательно есть. Люциус улыбается и протягивает Тому руку в притворном вежливом жесте. Тот хватает его и целует с жадностью изголодавшегося призрака, холодные пальцы сжимают теплую кожу. Люциус притягивает его ближе и кусает плечо, чувствуя вкус солнца и цвета.



Черная Метка горит на руке Люциуса, пульсирует под мантией. Том целует ее – за то, кем он стал, кем станет, за всех Риддлов, чьим отражением он является.



Он знает, что ему еще многое предстоит узнать о жизни вне мира цвета сепии. Теперь это его мир.



Но Люциус научит его, у них договор.



***



Вспышка света в темной комнате.



Дым стелется по кровати, по смятым простыням в пятнах крови. Мальчик выглядит испуганным. С ним разговаривали тени.



Том выходит из яркого света, его глаза сверкают, как изумруды. Он выглядит сильным. Он выглядит настоящим.



И он шепчет имя Драко.

[Natuzzi]

Здорово.)))))))))

Вот ведь какой волшебный мир бывает коварный. В нем границы уж слишком прозрачны.))) А Люциус просто монстр... сказочный.



Переводчику, кто бы он ни был большое спасибо за выбор такой необычной вещи. Для меня это очень ценно.

[Anatolia]

Полумистические ощущения.

Нет фика с высоким рейтингом, есть рисунок на плотном листе бумаги в серовато-коричневых тонах. Если что-то и было добавлено - линии слились.



Еще один момент. Наверное, это тоже называется чувственность. Вопрос в области проявления. Вот эта фраза:

"Серебряная ложечка, тонкий белый английский фарфор, еле слышное шипение тающего сахарного кубика, насыщенный аромат дарджиллинга."

Испытала целую гамму почти-что-ощущений. Есть такая вещь - идеомоторные тренировки. Например, фигурист мысленно выписывает круги на льду, а мышцы едва заметно напрягаются и вспоминают. В данном случае читатель мысленно выпивает кружку чая.

Это я о об умении подбирать и выбирать.